В Берлине осень, в моей жизни — пересменок. Захотелось разобрать какие-то летние фоточки.

Не буду во всех подробностях рассказывать, что я живу в общем-то историческом месте — в одном из самых старых, наверное, и уж точно самых знаковых гей-районов Европы. Примерно таким же, как и сейчас, он был в 20-е годы.
С одной стороны, нация была подавлена Первой Мировой Войной: нищета, безработица, потери близких — всё это тогда коснулось почти каждой семьи. С другой,- такого культурного и духовного подъема здесь, наверное, не было никогда и я, если честно, не знаю, увидим ли мы нечто подобное на своем веку.
Молодой писатель Кристофер Ишервуд приехал в Берлин в конце 20-х просто за компанию со своим, как я понимаю, «больше-чем-просто-другом» Уинстоном Хью Ауденом да так здесь и остался на несколько лет. В чопорном английском обществе, которое вообще-то ожидало от Ишервуда медицинской карьеры (гранит именно этой науки он грыз на протяжении шести лет в Кембридже), он, вероятно, чувствовал себя неуютно, а здесь, практически на ступеньках самого известного на тот момент гей-клуба «Эльдорадо», ему стало хорошо и спокойно.

входная дверь дома Критофера Ишервуда

Для меня наш район — это еще и тихий уголок размеренной жизни со своими традициями и обычаями. Мне кажется, я никогда не видела здесь людей, которые были бы недовольны жизнью. Даже грязный мужик, с бодуна выгуливающий свою собаку, выглядит совершенно удовлетворенным.

Мне кажется, Ишервуду нравился этот ритм, который, как я надеюсь, хотя бы частично сохранился для меня и моих гостей. Вот на это милое деревце он, возможно, смотрел каждый день из окна.

вид из окна

Кристофер Ишервуд написал, возможно, самый трогательнй и пронзительный роман о нашем городе — «Прощай, Берлин». По нему сделали мюзикл, а потом сняли фильм: Майкл Йорк оказался действительно очень похож на Ишервуда, а у Лайзы Минелли такой же, вероятно, противный голос, как у Салли Боулз.

Но создатели фильма зачем-то ввели какой-то бестолковый любовный треугольник и вообще слишком увлеклись тем, кто с кем спал.
Мне кажется, это скорее история о личных отношениях Ишервуда с городом Берлином. Картины беззаботной жизни на три копейки в холодной квартире со смешной хозяйкой в какой-то момент сменяются рассказами об уличных избиениях, о страхе и о «Гитлере Головного Мозга» у местных жителей. Салли Боулз постепенно становится расчетливой стервозой, фрау Шрёдер перестает быть забавной, Отто так вообще теряет всякий стыд. И больше нет прежнего очарования, остается тягучая тоска по тому, что было.
«Я ловлю взглядом свое отражение в витрине магазина и ужасаюсь тому, что улыбаюсь. Трудно удержаться от улыбки в такой чудесный день. Как обычно грохочут трамваи. И у них, и у людей на тротуаре, и у купола вокзала Ноллендорфплатц, похожего на стеганый чехольчик на чайнике, знакомый до боли вид, они поразительно похожи на самое обыкновенное и приятное воспоминание — как хорошая фотография.»
Такой же, вероятно, чудесный летний день, как на этой фотографии (видите кусочек стеганого купола?).

Ишервуд покинул Берлин, когда Национал-социалистическая партия победила на выборах. Перед отъездом он сжег все свои Берлинские дневники, как сжигают бывшие любовники некогда искренние письма.
Единственное, что осталось нам,- это его романы (которые всё-таки содержат некоторую долю художественного вымысла). Ну и Ноллендорфплатц, конечно.
Говоря о местных обитателях, страшно довольных жизнью, не могу не упомянуть Магнитофонного Бомжа. Раньше он сидел у станции с огромным бумбоксом, но потом разменял его на маленькое радио, которое обычно держит у самого уха. Иногда он подыгрывает ему на губной гармошке, иногда — просто танцует. Когда его не было видно несколько месяцев, я волновалась. Когда я возвращаюсь из какого-нибудь путешествия на Нолли, выхожу из метро и вижу его нелепые конвульсивные движения, я чувствую, что я дома.
Женщина, слева, я думаю,- его «больше-чем-просто-подруга».