В пятницу вечером сидели и пили пиво в Мауэрпарке. Вечер трепетал уходящей свежестью бабьего лета. На парапете напротив примостились молодые и дерзкие продавцы легких наркотиков, иногда посмеивавшиеся каким-то своим шуточкам.
Проходивший мимо (зигзагами) типчик, остановившись, спросил, что же такого чудесного происходит сегодня в этом великолепном месте. Мы ответили, что в общем-то ничего, что просто сидим и пьем пиво. Но беседа уже завязалась.

Потом он рассказывал, что 15-20 лет назад здесь было действительно весело: кругом выступали разные группы и один ди-джей в исступлении так долго кричал в микрофон «Fuck the police!», что полиция таки-пришла, но ничего никому не сделала, а вместе со всеми немного поклубилась.
Зато в другой раз полиция к нему придралась просто ни за что (по его теории они просто выписали недостаточно много штрафов к 5 утра и им надо было закрыть смену с выполненным планом) и взяла с него 1000 евро. Ну вообще ни за что!
Вообще в какой-то момент оказалось, что он на самом деле был не пьян. В действительности он был хорошенечко обкурен. Потому что ему вроде как очень надо было наверх — ну уж точно не вниз!- и только одно средство помогало ему соблюдать баланс и хотя бы не падать под землю.
Потом они начали трогательно переругиваться с парнями, сидевшими напротив (всё теми же). Он им кричал «Хари Кришна! Сохраняйте мир в душе, motherfucker», а они ему — что сейчас придут и грубоко его отмазафачат. После каждой реплики обе скамейки взрывались от смеха.
А еще он сказал, что Москва ему совсем не нравится, хотя он там никогда не был. Зато он был на Карибах: там совершенно неповижный воздух (еще бы, в 35-то градусов в тени), ровнейшая гладь моря и яркое солнце (куда без него). Но в тот момент ему больше нравился Мауэрпарк, потому что вообще ценить-то надо себя в этот конкретный момент. Он был немного философ.
Он здоровался и пытался подружиться практически со всеми, кто проходил мимо: какая-то зиатская бабушка, собиравшая бутылки, связавшая для мощного улова в один состав много тряпичных тележек, оказалась его давней знакомой. Правда, она-то его так и не вспомнила. Особенно же его осчастливила группа подротсков, которые в ответ на его «О! Е! Мир-любовь» тоже прокричали что-то приветственно-бравурное. «Мои ученики,»- обратился он к нам, лоснясь от гордости.
Наши душевные посиделки продолжились еще немного, но в конце концов пришла пора расставаться. Мы доворились, что купим еще пива и, возможно, еще встретимся с ним наверху, если повезет, или внизу, если — нет. Но лучше всё-таки наверху.